Античная наука

Во-первых, приобретшая общественные свободы личность не нивелировалась в волюнтаристическом, насаждавшем бесправие институте власти, характерном для стран Древнего Востока. Демократическая форма греческого общественного устройства, с одной стороны, предполагавшая необходимость участия в политической жизни (народные собрания, публичные обсуждения, голосования) каждого из свободных граждан, а с другой — фактически способствовавшая максимальному раскрытию его талантов и возможностей, не только лишала «привилегии рождения», но и обусловливала отсутствие какого-либо пиетета перед правителями, бюрократами, чему содействовали также их выборность, конвертируемость. Стержень аксиологического сознания у греков составило понятие не происхождения и социального положения, а личного достоинства человека. Как говорил Исократ, само имя эллина обозначает одно: культуру.

Во-вторых, утверждение общезначимого гражданского права детерминировало труднейший переход от истолкования порядка общественной жизни в терминах Темиса (Themis — божественное установление, ниспосланное как бы свыше в силу определенного порядка вещей) к его истолкованию в терминах Номоса (Nornos — законоположение, имеющее статус обсужденной и принятой правовой идеи). Последнее означало своего рода секуляризацию общественной жизни, определенное ее высвобождение из-под власти религиозных, мистических представлений.

В-третьих, отношение к общественному закону не как к слепой силе, продиктованной свыше, а как к демократической норме, принятой большинством в результате выявления ее гражданского совершенства в процессе всенародного обсуждения, зиждилось на просторе риторики, искусстве убеждения, аргументации. Коль скоро инструментом проведения закона оказывались сила довода, критицизм, возрастал удельный вес слова, умение владеть которым становилось «формой политической и интеллектуальной деятельности... средством сознательного выбора политической линии, способом осуществления правосудия». Греки даже ввели в свой пантеон специальное божество — Пейго, олицетворяющее искусство убеждения.

В-четвертых, правовое равенство граждан, подчинение их единым законам, преклонение перед искусством убеждения имели следствием релятивизацию человеческих суждений. Поскольку все, входящее в интеллектуальную сферу, подлежало обоснованию, а всякое обоснованное, подпадая под критику, могло быть обосновано каким-то более изощренным образом, у греков каждый имел право на особое мнение. Это право нарушалось только случаями конфликта частных мнений с принятыми к исполнению законами. Иначе говоря, универсальный принцип критикуемое, поиска лучшего обоснования оказывался недееспособным только в ситуациях, находящихся под юрисдикцией точных законов, которые, будучи приняты, более не критиковались.

Следовательно, можно зафиксировать принципиальное отношение греков к истине, которые воспринимали ее не как продукт догматической веры, поддерживаемый авторитетом, но как продукт рационального доказательства, основанный на обосновании. Разумеется, греки не были стопроцентными рационалистами (есть ли такие вообще?!)— мы имеем в виду такие факторы, ограничивавшие ratio греков, как веру в судьбу, случай (тихэ) и пр., чем нельзя управлять, на что нельзя воздействовать, чему невозможно противостоять и т. п.

Однако надо сказать, что эти «послабления» сверхъестественному больше касались вопросов цивильной жизни греков, их быта, а не познания. В вопросах же познания ими проводилась четкая и твердая грань между рациональным и нерациональным, причем последнее радикально исключалось из рассмотрения. Так, Аристотель, исключая из контекста физики рассмотрение мифологических концепций мироустройства Гесиода, орфиков, Ферекида, Эпименида, Акусилая и др., сосредоточивал внимание на анализе «фисиологических» концепций мироздания досократиков.

Таким образом, важнейшим результатом демократизации общественно-политической сферы античной Греции явилось формирование аппарата логического рационального обоснования, переросшего рамки средства непосредственного осуществления политической деятельности и превратившегося в универсальный алгоритм продуцирования знания в целом, инструмент трансляции знания от индивида в общество. На этом фоне уже могла складываться наука как доказательное познание «из основания», что без труда иллюстрируется обращением к фактическому материалу. Скажем, качественное отличие натурфилософских «фисиологических» конструкций досократиков от идейно близких им древневосточных, да и более ранних греческих мифологических конструкций заключается именно в логическом доказательстве. Например, неизменно популярный тезис о единстве всех вещей и одновременно их нетождественности выступает в «фисиологиях» досократиков уже не элементом поэтизированного миропонимания, характерного для древневосточного и орфического мифа, а элементом рациональной дедукции.

Если за минимальную необходимую посылку науки принимать рациональную обоснованность, т. е. познание в форме доказательства путем апелляции к реально удостоверяемым (не мистическим) причинам и основаниям, то по такому принципу (даже не принимая в расчет «фисиологическое» природоведение досократиков, этику Сократа, астрономию Евдокса и Калиппа) построены планиметрия Гиппарха Хиосского. медицина Гиппократа, история Геродота, геометрия Евклида и т.д. Во всех этих случаях уже трудно не говорить о науке.

Уточнение предпосылок появления науки заставляет обратить внимание на такую черту греческой жизни, как использование труда рабов. Повсеместное применение рабского труда, высвобождение свободных граждан из сферы материального производства на уровне общественного сознания обусловило радикальное неприятие греками всего, связанного с орудийнопрактической деятельностью, что в качестве естественного дополнения имело оформление идеологии созерцательности, или абстрактно-умозрительно-художественного отношения к действительности. Греки различали деятельность свободной игры ума с интеллектуальным предметом и производственно-трудовую деятельность с облаченным в материальную плоть предметом. Первая считалась достойной занятия свободного гражданина и именовалась наукой, вторая приличествовала рабу и звалась ремеслом. Даже ваяние — эта, казалось бы, предельно художественная деятельность, будучи связана с «материей», имела в Греции статус ремесла. Выдающиеся греческие скульпторы — Фидий. Поликлет, Пракситель и др. — по сути дела не отличались от ремесленников. Искусство и ремесло идентифицировались, даже в языке обозначались единым понятием — tehne.